Балерина

У нас в «Ленте» есть аптека. Это удобно. Я покупаю там нафтизин. В аптеке работает женщина, которая совсем не ассоциируется у меня с работником аптеки. Она больше похожа на балерину.

Ты подходишь к окошечку и в никуда говоришь:

— А есть нафтизин?

Перед тобой из ниоткуда материализуется Она. Невысокая, хрупкая, в больших очках, волосы собраны в пучок.

— Нафтизин? — что-то изучает в компьютере. — Есть! Так, нафтизин, нафтизин.... Где тут у нас нафтизин, — исчезает под прилавком. — А вот он...

И протягивает мне стеклянный бутылёк, запаянный железной крышечкой. Раньше все жидкие лекарства продавались именно в таких бутыльках.

— Это нафтизин? — я оробело беру в руки раритет.

— А разве нет? — резонно замечает Она.

— А другого нет?

— А этот чем плох?

— Неудобно, как я его капать буду?

— А что, пипеток в доме уже не держим?

Тут я задумываюсь. Потому что пипетку, как ни странно, держим.

— Есть пипетка.

— Ну и вот!

Она разводит руками в разные стороны, красиво и плавно.

Засовываю неудобное в карман. Она забирает у меня 50 рублей. Иду домой, переливаю нафтизин во флакон из-под капель для глаз, совершенно забыв про пипетку. Содержимое флакона заканчивается через два дня. Отправляюсь в «Ленту».

— А нафтизин есть?

— Нафтизин... Где он у нас тут... — отвечает мне голос из ниоткуда. В окошечке появляется Она.

— Вот, держите, — и протягивает мне совершенно обычный, стандартный, в пластике, который можно капать без пипетки. — Вам один?

— Да.

— С вас 30 рублей.

Я кладу приобретение в карман, бреду домой и думаю: почему тот, в стекле, стоил 50, а сегодня вот нормальный, привычный, в пластике за 30 рублей? Мысли эти не то чтобы навязчивые. Скорее, они просто шуршат в черепе и быстро улетучиваются.

Проходит два дня.

— Нафтизин можно?

— У нас только детский.

— Ну давайте детский.

— Действительно, какая вам разница... Зальёте побольше сначала в одну ноздрю, — поёт Она, — потом во вторую. И протягивает мне... взрослый нафтизин. Я протягиваю ей 50 рублей в надежде на сдачу. Она долго смотрит на меня через очки и окошечо. И, не отрывая взгляда, кладёт в штуку для денег на прилавке 1 рубль. Рубль звенит и крутится. Я смотрю на рубль. Она на меня.

— Что не так? — спрашивает Она.

— Ну, — мычу я, пытаясь сформулировать, что мне кажется, что вообще, изначально, ещё с нафтизина в стекле за 50 рублей, «всё не так». Но почему-то ничего не говорю. Забираю свой рубль, лжедетский нафтизин и ухожу.

— Заходите! — звучит мне вслед её протяжный голос.