Ценность одного часа бывает выше, чем другого. В Кузбасском центре медицины катастроф это знают особенно хорошо. С октября 2021 года врачи вылетают за тяжелобольными и травмированными людьми на вертолёте. Корреспондент A42.RU поговорил с заместителем директора центра Евгением Юркиным о технике, навыках, сложном этическом выборе и перспективах санавиации в Кузбассе.
Кузбасс — регион с богатой историей малой авиации. В послевоенное время с дорогами было плохо, оперативно вывезти тяжелобольного по земле — практически невозможно. Зато область быстро опутала сеть посадочных площадок для малых самолётов, которые выполняли регулярные рейсы, работая в режиме «летающей маршрутки». Они же при необходимости вывозили в оснащённые больницы крупных городов тяжелобольных пациентов. На юге области для эвакуации из труднодоступных мест вылетал и вертолёт.
В 80-е малая авиация в стране фактически разрушилась, самолёты летать перестали. Медики отделений экстренной помощи и эвакуации работали на автомобилях, лишь в редких случаях садясь в вертолёты МЧС. И вот в октябре 2021 года в Кузбасс прибыл первый оборудованный медицинский вертолёт. В нём врачи могут проводить реанимацию, интенсивную терапию и мониторинг функций организма прямо во время полёта.
Строго говоря, полёт на вертолёте — это просто один из способов работы для отделения Кузбасского центра медицины катастроф с зубодробительной аббревиатурой ОЭКМПиМЭ (отделение экстренной и консультативной медицинской помощи и медицинской эвакуации). Эвакуировать пациентов можно и другими видами транспорта. Базы отделения — медучреждения в Кемерове, Новокузнецке, Прокопьевске и Ленинске-Кузнецком.
— Мы выполняем «тяжёлые» вызовы, когда помощь нужна в первый час. Задача санавиации — вывезти больного из труднодоступного места и как можно быстрее доставить в стационар первого уровня. Политравма после дорожной аварии, кататравма от падения с высоты, дыхательная недостаточность при ковиде, инсульты, инфаркты, роженицы — вот наш профиль, — рассказывает Евгений Юркин, заместитель директора по медицинской части Кузбасского центра медицины катастроф.
По уровню оснащения больницы в России делят на три уровня. Формальная структура меняется постоянно, но суть остаётся прежней: первый уровень — небольшие районные больницы и станции скорой помощи, второй — областные и многопрофильные больницы, третий — учреждения, где оказывают высокотехнологичную и ресурсоёмкую помощь, например, кардиоцентр. Смысл медицинской эвакуации — предельно сократить и физические, и бюрократические расстояния.
— Кардиологический пациент, которому в районной больничке провели тромболизис, должен в течение 24 часов оказаться в региональном сосудистом центре, где ему сделают стентирование или аортокоронарное шунтирование. В похожей ситуации пациенты с инфарктом миокарда, с инсультами, когда терапевтическое окно составляет около трёх часов, — рассказывает Евгений Юркин.
Кроме экстренной эвакуации, вертолёт выполняет и условно плановую. «Пассажиры» для такого вызова — пациенты с дыхательной недостаточностью, «сложные» роженицы. Для тех и других многочасовая поездка на автомобиле опасна.
— Например, Мариинск, Тисуль, Тяжин — это далеко. Если пациент на неинвазивной маске, будет большой расход кислорода: даже трёх больших баллонов в реанимобиле может не хватить. А рожениц опасно трясти. Вертолёт позволяет исключить эти риски, — объясняет врач.
Санавиация может доставлять пациентов и за границы области — например, в соседний Новосибирск.
Вертолёт Ми-8 в октябре 2021 года Кузбасскому центру медицины катастроф в рамках нацпроекта предоставила госкорпорация «Ростех». За три месяца медики совершили 62 вылета, эвакуировали 87 пациентов.
— Мы налетали 156 часов, это много, — комментирует Евгений Юркин. — Освоились, получили оборудование: хороший аппарат ИВЛ, электроотсасыватели, дефибриллятор специально для вертолёта. В прошлом был прецедент, когда не могли дать кислород маленькому пациенту, потому что нам запретили подключаться к бортовой сети самолёта. Теперь у нас два концентратора, которые могут автономно работать по пять часов.
Финансирует полёты федеральный бюджет. В 2022 году вместо большого Ми-8 в Кузбасс направили маленький «Ансат», аргументировав это тем, что «Ансат» экономичнее, а значит, за те же деньги можно будет совершить больше вылетов. Лётный час Ми-8 стоил 295 тысяч рублей, «Ансата» — 206 тысяч.
Медики, однако, замене не обрадовались.
Во-первых, в маленьком вертолёте сложнее оказывать помощь. Как следствие, это налагает повышенные требования к подготовке пациента отправляющей стороной: он должен быть заранее интубирован, катетеризован и так далее, потому что в узком пространстве эти манипуляции провести сложно.
Во-вторых, Ми-8 мог летать и в непогоду, и ночью, если место посадки освещено. На «Ансате» можно летать только днём.
В-третьих, «Ансат» может транспортировать только одного пациента, тогда как Ми-8 мог вывезти целую группу.
— Особенно разочарована была наша акушер-гинеколог. Раньше мы могли вывезти из Тисуля сразу четырёх рожениц! Или несколько человек с пневмонией: двоих «тяжёлых» на ИВЛ, остальных рядом сидя, — рассказывает Евгений Юркин.
Есть, однако, у «Ансата» и второй плюс (кроме экономичности): низкие требования к посадочной площадке. Из-за размера он может сесть чуть ли не на парковке. Впрочем, авиационные правила это преимущество нивелируют: садиться где попало пилотам нельзя. На строительство 22 вертолётных площадок около больниц в населённых пунктах Кузбасса региональный бюджет потратил более 10 миллионов рублей.
По словам врачей, в Кемерове очень не хватает площадки в Кировском районе: порой перелёт из Мариинска в аэропорт имени Леонова занимает меньше времени, чем доставка пациента на реанимобиле из аэропорта в ковидарий.
За сутки кемеровская бригада может дважды слетать в Тисуль, покрыв таким образом больше тысячи километров. После эвакуации работа врачей с пациентом заканчивается, но не всегда. «Непонятных» больных врачи стараются отслеживать и дальше, контактируют со стационарами, чтобы понять, что с ними было, и, возможно, скорректировать дальнейшую практику.
— Я набрал людей, в которых абсолютно уверен, — рассказывает Евгений Юркин. — 90% прошли через меня — кто врачом, кто санитаром, кто фельдшером. Не хочу лукавить, я собрал лучших.
По словам заместителя директора центра, в санавиацию новичков не берут, нужно обладать широким набором знаний и умений.
— Первое — знать всю нозологию, — перечисляет требования Евгений Юркин. — В медицине есть отдельно пульмонолог, лор, гинеколог, а есть терапевт, который должен знать всё. Вот и у нас так же: должен знать всё. Многие получали здесь специализацию по реанимации, если её не было. Второе: знать все манипуляции. Владеть интубацией трахеи, катетеризацию делать различную, дренажи ставить и так далее. Конечно, это должны уметь все, кто работает на скорой, но не всем одинаково даётся. А третье — уметь учиться. «Я и так всё умею», — такие нам тоже не нужны.
«Медицинский спецназ» невелик числом, около двадцати человек. Бригада санавиации — это один врач и один или два фельдшера. Бригады дежурят круглосуточно, сменяя друг друга. Все они прошли обучение на базе Федерального центра медицины катастроф в Москве.
— В воздухе свои сложности: ты ограничен в пространстве, в содержании реанимационных мероприятий, — рассказывает врач анестезиолог-реаниматолог Юрий. — В полёте, например, нельзя проводить дефибрилляцию, это может вывести из строя оборудование вертолёта. Но всё равно по закону у нас нетранспортабельных пациентов нет. Есть лишь временные признаки нетранспортабельности: клиническая смерть, полостная операция. В течение суток после таких диагнозов человека должны стабилизировать, подготовить, а затем мы его эвакуируем.
На вопрос, что в его работе самое сложное, Юрий отвечает: «Не успеть». И некоторое время молчит.
Вызывают санавиацию местные врачи, но последнее слово остаётся за Центром медицины катастроф.
— Например, участковый врач госпитализирует пациента, в стационаре ему подтверждают диагноз. В том же Мариинске есть томограф, больница является первичным сосудистым центром, как и в Анжеро-Судженске. Врачи там созваниваются с региональным сосудистым центром и принимается решение, — объясняет Евгений Юркин.
Впрочем, по словам врача, в случае с «тяжёлым» пациентом вызов санавиации может сделать и районная больница. В области работает мониторинг тяжелобольных пациентов, местные врачи могут запросить консультацию в стационаре более высокого уровня или эвакуацию в него.
Показания к эвакуации и подготовку пациента к перелёту отражают в специальном чек-листе, чтобы ничего не упустить. Санавиация не вывозит безнадёжных пациентов, её ресурсы предназначены для тех, кого ещё можно спасти. И всё же бывает так, что врачи не могут заранее сказать, удастся ли довезти человека живым.
— Бывает, мы доставляем тяжелобольного, но он умирает у врача на столе. Это как гранату без чеки везти. Но если человек останется, то точно умрёт, а так у нас есть шанс. Значит, мы должны попытаться, — говорит Евгений Юркин.
Ещё острее этическая дилемма встаёт во время чрезвычайных ситуаций. Когда спасти всех невозможно, врачи должны действовать так, чтобы спасти максимальное количество людей — а значит, кого-то придётся сознательно оставить.
— Бывает, человек в таком состоянии, что ты его может и довезёшь, но в больнице он гарантированно умрёт. Тогда мы будем оказывать помощь тому, кого есть хотя бы минимальный шанс спасти, — рассказывает Евгений Юркин. — Помните, разбились на трассе наши дети-футболисты? Первым на «скорой» туда прибыл я. Было не то, что страшно, а… в общем, подъезжаем, а они лежат по обе стороны трассы. Там разделитель, но они разлетелись везде. Мы пробежались, посмотрели: кто-то уже умер, кого-то обезболили и оставили на месте, а взяли «тяжёлого». За этого пациента полтора месяца боролись потом, но он всё равно умер — политравма… Когда ты молодой, то всегда думаешь, что можешь спасти. С годами, с накопленными данными, понимаешь: этого спасёшь, а у того — всё, пройдена черта, за которой уже не спасёшь. Но у меня, надеюсь, не наступило чёрствости, я всё равно начинаю реанимацию. Хотя мой же опыт мне подсказывает, что не спасу. Но шанс всё равно надо дать. Пусть будет шанс один из тысячи, но он будет, этот шанс, понимаете?
Со стрессом врачи справляются каждый по-своему. Кто-то с головой уходит в работу, кому-то помогает хобби и спорт. Евгений Юркин, например, дружит со штангой и боевыми искусствами, он постоянный врач соревнований Кемеровской областной федерации кекусинкай каратэ. Боевые искусства помогают сохранить душевное равновесие и при этом способность сопереживать — а это, по его словам, главное качество в работе врача.
Фото: Администрация правительства Кузбасса
ВКонтакте Twitter Одноклассники