7 февраля A42.RU написал о преподавателе вуза, который делает непристойные предложения студенткам. После этого в редакцию несколько дней подряд обращались всё новые и новые девушки, которым пришлось столкнуться с домогательствами педагога. Комментаторы под публикациями разделились на две неравные части: хотя большинство сочувствует студенткам, есть и те, кто обвиняет в произошедшем их самих. «Нормальным скромным девушкам он бы не писал такое», — отрезает, например, одна женщина.
Мы спросили у психолога, отчего жертвы домогательств годами молчат, почему некоторые люди склонны обвинять их самих, и почему обвиняют зачастую именно те, кто сам мог бы оказаться жертвой.
Коротко напомним историю событий. 6 февраля студентка беловского филиала КемГУ написала в социальной сети длинное сообщение, в котором рассказала, что подвергается систематическим домогательствам со стороны преподавателя. По её словам, мужчина много лет говорит непристойности несовершеннолетним студенткам. В комментариях десятки девушек подтвердили её слова и выложили скриншоты переписок, в которых педагог называет их ласковыми прозвищами и предлагает заняться сексом. После публикации в КемГУ заявили, что начали внутреннюю проверку, на время которой преподавателя отстранили от работы. Кроме того, студентка сообщила редакции, что на публикацию отреагировали правоохранительные органы (однако в последующие дни МВД не выпустило официального сообщения о проверке).
За три последующих дня оригинальное сообщение собрало более 400 комментариев. Одни комментаторы выражали девушкам поддержку и призывали наказать педагога, другие обвиняли в происходившем их самих. Мол, знаем мы этих первокурсниц: двусмысленно себя вели, откровенно одевались, курили, сами отвечали на фривольные сообщения преподавателя и не сразу дали решительный отказ.
Отметим две важных детали.
Первая: все девушки — и опубликовавшие истории публично, и рассказавшие их только корреспондентам A42.RU — на момент событий были старше 16 лет.
Вторая: ни одна из историй не содержит физического насилия или угрозы его применения. Преподаватель ласково обращался, намекал, настаивал, прямо предлагал секс, присылал подробные описания полового акта, упоминал о сексе с другими студентками, но на деле физически не делал ничего. Иной информации пока не появлялось.
Как нам уже рассказала адвокат, откровенная переписка между лицами, достигшими возраста сексуального согласия, сама по себе, без учёта дополнительных обстоятельств, о которых на данный момент ничего не известно — например, шантажа, угроз, распространения порнографии — уголовным преступлением не является.
Означает ли это, что педагог имел право домогаться несовершеннолетних первокурсниц? И означает ли это, что прямо сейчас в вузах именно это другие мужчины-преподаватели и делают? Перед нами исключительный случай или системная проблема, которую не учитывают должностные инструкции и регламенты, не описывают методические рекомендации? Когда чёткие формулировки УК РФ или устава вуза нам не подходят, мы переходим в плоскость этики и психологии. О них и поговорим.
Уголовный кодекс в вопросе сексуальных отношений не делает различий между 16-летней девушкой и 50-летним гражданином: оба достигли возраста сексуального согласия. Но в нашем случае влияет не только возраст: отношения между ученицей и педагогом — это не отношения равных. Ученица по определению находится в более уязвимом, подчинённом положении.
— Почему девочки годами молчат? Во-первых, от страха, — говорит экзистенциальный психолог Ольга Козлякова. — Ведь человек, который домогался — при должности. А девочки — студентки. Он может и оценку плохую поставить, и сложности создать в учёбе. Вам кажется: «Подумаешь, двойка, подумаешь, отчислят». Но вы не знаете, в какой ситуации находится девочка, какие у неё семейные и вообще жизненные обстоятельства. Возможно, для неё эта угроза двойки — крах важнейших ожиданий. Возможно, там материальные сложности, отсутствие поддержки в семье. Поэтому жертвы часто осторожничают, не запускают открытый конфликт, не отвечают резко — из страха перед человеком, который имеет над ними пусть не абсолютную, но власть.
Эта власть налагает на преподавателя дополнительную ответственность и дополнительные этические ограничения. Как мужчина, он имеет право, например, угощать коктейлями. Как педагог, он не имеет права угощать коктейлями и оказывать знаки внимания, даже благосклонно принимаемые. Одно это — уже нарушение этических норм в педагогике. В таких отношениях профессиональное и личное отношение разделить невозможно, они неизбежно повлияют друг на друга, скажутся на объективности преподавателя, могут навредить и самим участникам, и другим ученикам.
— При этом ответственность за то, чтобы обозначить личные границы, лежит на обоих участниках разговора. Если девушка не хочет продолжать коммуникацию, она должна сказать «нет» и сказать это достаточно ясно, — подчёркивает психолог.
Уже на этом этапе могут возникнуть неоднозначности. Неумение отстаивать свои границы — распространённая проблема.
— Мы вообще плохо умеем защищать границы, особенно женщины. Это особенность нашей культуры и воспитания, общества, в котором насилие не редкость. Не обязательно физическое, но и психологическое, моральное. «Хочешь или не хочешь, а иди делай!» — это уже обучение подчиняться чужим правилам. Терпимость к насилию вырабатывается годами, с детства, — подчёркивает Ольга Козлякова.
Сложность и в том, что этические нормы преподавателя вуза не прописаны как кодекс, пункт устава или инструкции. Вот у врачей есть целый предмет — медицинская этика, или деонтология, и свои этические нормы врачи изучают в вузе. У них, например, достаточно чётко прописано, как допустимо общаться с родственниками пациента и как реагировать на знаки внимания со стороны пациента. Есть список, что запрещено, а что разрешено. У педагога такого списка нет, хотя по большому счёту, вся педагогика — об этом.
Единственный способ этически безупречно разрешить ситуацию — прекратить профессиональные отношения: педагог должен дождаться окончания обучения студентки, либо должен уволиться сам. Если это обоюдное желание, если это подлинная взаимная любовь, то подождать год-другой — не преграда. Такие случаи бывают, о них пишут книги и снимают кино, они единичны и исключительны. В жизни же мы чаще встречаем отношения зависимости, болезненную привязанность, даже если не один, а оба участника считают, что это не так.
Вот два примечательных комментария, которые беловчанки оставили под первым сообщением о домогательствах преподавателя.
— Нормальным скромным девушкам он бы не писал такое, пристают к шалавам, курилкам, сами повод даёте, шаболды, а потом жалуетесь! Нечего было с ним переписываться!!! Позорницы, как вам не стыдно, себя только позорите, сопливые шлюшки!!! — пишет первая.
— Если в башку мама с папой воспитание не заложили и нужные книжки о целомудрии. Ниже копчика ты его не найдешь! — пишет вторая.
Обе написавшие — женщины, которые и сами могут подвергнуться домогательствам в любой момент. Спектр их бывает широк: им могут прислать фотографии половых органов в соцсетях, идти следом по улице, прикасаться в подъезде и в лифте. Они, однако, считают, что с ними подобного не случится — ведь с нормальными скромными девушками так не поступают.
— Женщины, которые обвиняют жертв, зачастую тоже делают это из страха, — объясняет Ольга Козлякова. — Но это другой страх — подавленный, неосознаваемый, женский. Что здесь ключевое: они не проявляют сочувствия. Ведь вспомним, как мы сочувствуем: мы понимаем человека, ассоциируем себя с ним, ставим себя на его место. Так вот, этим женщинам некомфортно и страшно ставить себя на место той жертвы. Им не хочется тоже быть жертвой. Проще сказать «да она сама виновата» — и вот ты уже не такая же жертва, и это приносит облегчение.
Если признать, что студентка ни в чём не виновата, то мир для «хороших» — уже не безопасное место. Жить с представлением о мире, где с любой женщиной может произойти несчастье — психологически некомфортно. Гораздо удобнее представлять себе мир более справедливым, более предсказуемым и даже управляемым: «Если я не буду носить короткую юбку, меня не тронут». Это представление не подтверждается статистикой преступлений (у жертв изнасилования широкий возрастной спектр, причём у 20% жертв криминологи фиксируют «стойкие, завышенные моральные принципы»), зато представляет собой очень древний адаптивный механизм психики.
Люди создают ритуалы, чтобы мир, полный хаоса, казался более упорядоченным. «В соседней деревне от засухи погибли посевы, и люди начали умирать от голода. Они просто неправильно поклонялись богу воды. А вот мы поклоняемся правильно. И пока это так, у нас засухи не будет». В этой картине мира комфортно жить, потому что мир управляем. И в ней нет места сочувствию к неправильным соседям, которые вызвали гнев богов — напротив, их лучше гнать, как зачумленных.
Но правда в том, что засуха может коснуться любого.
Допустимые сценарии поведения между мужчиной и женщиной закладываются системой общественной морали. В большинстве ранее существовавших систем — от викторианской морали до советской — социально одобряемой моделью поведения женщины было говорить мужчине «нет», даже если она желает сексуального контакта. Социально одобряемым поведением мужчины было настаивать, даже если он слышит «нет». Как отличить подлинный отказ от кокетливого приглашения продолжать? Считывать невербальные сигналы, намёки и поведение. Это была игра с очень расплывчатыми правилами.
Однако эпоха изменилась. Согласие на действия сексуального характера должно быть осознанным, добровольным, явно выраженным словами. Отсутствие сопротивления — это не согласие. Тем не менее, среди показаний насильников в полиции совершенно типичны именно такие: «Гражданка А. охотно обнималась, позволяла себя целовать, активно смеялась над шутками, из чего я сделал вывод, что она согласна на интимную близость». Эти оправдания никому не помогли: ни смех, ни короткая юбка не оправдывают насилия.
— Личные границы потому и личные, что их устанавливает сам человек. Не общество и не второй участник коммуникации, — подчёркивает Ольга Козлякова. — Общество может говорить «подумаешь, он назвал лапочкой», второй участник может говорить «подумаешь, я всего лишь приобнял», но последнее слово за самим человеком. Если студентка говорит: «Иван Иванович, не нужно называть меня так» — то здесь и проходят её личные границы, никакой двусмысленности нет. Что до объятий, то здесь нарушена естественная личная граница человека — она проходит по границе его тела.
Итогом систематического нарушения личных границ может стать психологическая травма с далеко идущими последствиями вплоть до физических нарушений, посттравматического стрессового расстройства.
— Конкретно в этой ситуации студентка, судя по описанным ею симптомам, получила психологическую травму. Ей нужна помощь. Преподавателю тоже стоит рекомендовать помощь специалистов. Я говорю гипотетически, опираясь лишь на опубликованное. В реальности ситуация может оказаться глубже, сложнее или вообще совсем иной, и с каждым человеком нужно разбираться отдельно. Представим действие: преследовал до подъезда, внутри схватил за руку и сжал. Затем отпустил и ушёл. Для одной это будет забавный казус, о котором она забудет к вечеру. Для другой — травма, с нарушениями сна, приступами тахикардии, снижением успеваемости, ростом недоверия ко всем педагогам вообще, и так далее, — объясняет психолог.
Отдельные комментаторы говорят, что претензии к преподавателю — влияние Запада с его «новой этикой». Мол, подумаешь, активничал с девушками, так это же нормально, а с новой этикой мы вообще размножаться перестанем. Однако то, то мы видим на скриншотах, не укладывается ни в какую этику — ни в «новую», ни в «старую».
В советском фильме о мушкетёрах королева Анна в исполнении Алисы Фрейндлих говорит Бэкингему: «Я не сказала „да“, милорд», кокетливо прижимаясь к нему. Он, постоянно приближаясь, отвечает: «Вы не сказали „нет“!». Это — тот самый викторианский сценарий 19 века, и наш преподаватель никак не умещается даже в него. На многих опубликованных скриншотах мы не видим, что студентки отвечают на домогательства, их слова удалены. Но там, где не удалены, ответы предельно нейтральны. Слова же и поведение преподавателя таковы, что в 19 веке его уже десять раз проткнул бы шпагой отец, брат или вообще любой честный человек, увидевший подобное. Для этого не нужна новая этика — вполне хватит старой.
Кстати о честных людях и современных шпагах.
Множество комментаторов призывают к немедленной расправе над преподавателем. «Будь это моя дочь — убил бы на месте», «Где братья, отцы этих девушек? Как ему ещё ноги не переломали?». Комментаторы ставят преподавателю в вину связи с администрацией вуза, возраст, даже национальность. Прямо на наших глазах он сам превращается в жертву.
— Есть такая модель созависимых отношений — треугольник Карпмана. В ней три участника: агрессор, жертва и спасатель. Примечательно, что люди переходят в ней от одной роли к другой: агрессор со временем сам становится жертвой, спасатель — агрессором, — рассказывает Ольга Козлякова.
Согласно Карпману, спасатель испытывает жалость к жертве и злость к агрессору. Он считает, что просто вынужден помогать другим в несправедливой ситуации. Это даёт спасателю повод думать, что он на голову выше окружающих, он упивается важностью своей миссии. Однако на деле он никого не спасает: либо всё остаётся словами, либо это дела, о которых его никто не просил. Его нужность кому-либо — иллюзия. Цель слов и дел спасателя — самоутверждение, а не реальная помощь.
В нашей ситуации многочисленные комментаторы как раз играют роль непрошеных спасателей. Их желание линчевать развратного педагога на самом деле не помощь девочкам, а способ самоутвердиться. Написал «переломать ему ноги!» — и уже приятно на душе, будто важное дело сделал. К безопасности нынешних и будущих студенток это отношения не имеет.
— Почему прирастает хор обвинителей жертвы? Срабатывает механизм гадкого утёнка, которого всякий норовит клюнуть, — объясняет Ольга Козлякова. — Жертву насилия подвергают травле, потому что толпа присоединяется к силе. К тому, что им видится силой. Если сила оказывается на стороне жертв, травить начинают уже бывшего агрессора. Посмотрите общий уровень коммуникации. Бандитский жаргон, угрозы. И преподавателю, и студенткам. Будто это нормально — домогаться человека, будто нормально избить кого-то. В такой системе на месте жертвы может оказаться любой.
По словам психолога, оставаясь включённым, нужно взглянуть на ситуацию со стороны.
— Задача — не уничтожить агрессора, а перестроить систему, — подчёркивает Ольга. — Ведь он делал это годами, знает педагогический коллектив, знают студенты. То есть там это воспринимается как нечто плохое, но не недопустимое. А значит, ничего не закончится. Ушла эта жертва — придёт другая. Уберут этого агрессора, слишком заметного — другие будут лучше скрываться. Нет понятного, признанного всеми сценария реакции на обнаруженную проблему.
Уголовный кодекс не поможет, многое зависит от неизвестных пока обстоятельств. Хочется исправить ситуацию прямо сейчас — но непонятно, как это делать.
— У меня нет конкретного ответа, нет пошаговой инструкции о систематических домогательствах с пунктами один, два, три, — подчёркивает психолог. — Существуют методики работы, например, с травлей: назвать явление, дать оценку, сформулировать правила и так далее. Возможно, что-то из этого арсенала применят и в этом вузе. Не видя людей, не погружаясь в конкретную ситуацию, я ничего не могу сказать как специалист. Нужно формировать рабочую группу и заниматься предметно, и притом максимально бережно. А это не просто и не быстро.
После первой публикации о домогательствах сотрудница беловского филиала КемГУ сообщила, что в вузе начали внутреннюю проверку. 7 февраля A42.RU направил вопросы о реакции на домогательства, о действующих регламентах и о планах вуза на работу с ситуацией. Ответ пока не поступил.
Дополнение от 20 февраля 2024 года
В редакцию поступил ответ пресс-службы КемГУ, из которого следует, что с 7 по 13 февраля в филиале работала комиссия по проверке информации о случаях домогательства, опубликованной в СМИ. Проведено исследование социально-психологической адаптации студентов к условиям обучения в вузе, запланирована серия лекций, бесед и тренингов по преодолению трудностей в выстраивании межличностных отношений между студентами и преподавателями. Указан и телефон доверия, по которому можно обратиться в случае проблем: 8-904-960-68-58.
— Также сообщаем, что [указанный преподаватель] уволился из БИФ КемГУ 07.02.2024 г. по собственному желанию, — сообщили в вузе.
Фото: A42.RU
ВКонтакте Twitter Одноклассники