80% женщин, ставших жертвами домашних побоев, не обращаются в полицию. Так говорит статистика Национального центра по предотвращению насилия «Анна». 95% всех уголовных дел, возбуждаемых ст. 116 УК РФ (нанесение побоев), заканчиваются наказанием без лишения свободы, а каждое второе – прекращением дела в связи раскаянием или примирением сторон. Это статистика Верховного суда РФ. Но большая часть заявлений в принципе не доходит до суда.
В Кузбассе ситуация ничуть не лучше. Согласно информации специалистов кемеровского телефона доверия, около 2% звонящих женщин обращаются за помощью, став жертвой насилия. При этом реальные цифры гораздо выше – 10-15% от общих звонков. Просто потому, что у нас не принято жаловаться.
Вот две истории жертв домашнего насилия, которые терпели его из года в год. По их словам, об этом знали родственники и соседи, но ничего не делали, ведь «бьёт – значит, любит». Не значит.
Мы познакомились, когда мне было 18 лет, поженились практически сразу – через полгода. Он был обходительным и смешным, казался мне идеальным. Вскоре после свадьбы я забеременела. И тогда начались первые звоночки. Он работал на заводе, тяжёлый физический труд его изматывал.
Он начал пить. Только по выходным, потом – почти после каждой смены. Он не напивался до невменяемого состояния и постоянно шутил, что либо водка, либо боксёрская груша, – а так как на последнее не остаётся сил, приходится выпивать. Не знал, как по-другому снять стресс. Пыталась с ним поговорить, повлиять через родителей, но оказалось, что у него отец пьющий, всю жизнь бил его мать и гонялся за ней с топором вокруг дома. Даже выставлял босиком на мороз. Она всегда терпела.
Алкоголь брал верх, он стал напиваться сильнее. И когда напивался, становился другим человеком. Кричал на каких-то невидимых врагов, рычал, вёл себя агрессивно. Но меня не трогал. До поры до времени.
Мы жили в частном доме. Я была на седьмом месяце беременности. Он пришёл с работы невероятно пьяный, орал, что ребёнок не от него, что я ему изменила, и теперь он всё знает. И ударил меня ногой в живот. Боли не было, от растерянности я села на пол и просто прижала руки к животу. Он ударил кулаком по голове. Потом опять пнул – но на этот раз в лицо. Я упала на кухне рядом с печкой, не понимала, что происходит и только когда сплюнула кровью, почувствовала, как мне больно. Кое-как убежала к соседям. Те отпаивали меня чаем и успокаивали, но милицию вызывать никто не стал. В больницу я всё же поехала: боялась, что что-то случится с ребёнком. Но с ним было всё в порядке. У меня же зафиксировали лёгкое сотрясение.
На следующий день благоверный извинялся на коленях, сказал, что его бес попутал, умолял меня простить его и клялся, что такого больше не повторится. Я простила.
В следующий раз он поднял на меня руку, когда ребёнку исполнился почти год. Он по-прежнему продолжал пить. Мы смотрели телевизор, он ни с того ни с сего начал говорить, что я плохая хозяйка, не умею готовить, что такое даже собаки жрать не станут, а потом рывком подскочил ко мне, схватил за волосы и поволок на кухню. Начал тыкать меня в кастрюлю с супом, который я ему приготовила, и кричать: «Жри, жри, я тебе сказал!» Я испугалась, обливаясь слезами, начала есть суп прямо поварешкой. Его раздражали мои рыдания, он велел мне заткнуться, но я не могла, после чего он ударил меня головой об угол печки. Всё стало чёрным. Я потеряла сознание. Пришла в себя там же, он уже спал.
На следующий день он опять извинялся. И я опять простила. Такие срывы стали происходить всё чаще. Одно время я постоянно вызывала милицию, чтобы его забрали в вытрезвитель. Мы жили в небольшом городе, все друг друга знали, и в один момент милиция просто перестала реагировать. Как-то она приехала и не стала его забирать. Тогда я сказала, что напишу заявление, меня долго отговаривали, но я это сделала. На следующий день пошла в отделение и забрала его. Сама. Не знаю, почему. Отлегло, наверное.
Так мы прожили около 15 лет. Я привыкла к побоям, постоянно винила себя за то, что делаю что-то не так. Из-за ребёнка боялась уйти, потому что не работала, он полностью обеспечивал семью, я была зависима от него. Родители, друзья и соседи знали обо всём, что происходит в семье, но по сути никак не реагировали. Говорили «стерпится, слюбится».
Когда сын стал взрослым, я решилась. И ушла. Несмотря на то, что побои на тот момент практически прекратились, мне не хотелось жить рядом с этим человеком. Нашла съёмную комнату, устроилась уборщицей в магазин. С тех пор прошло много времени, у меня появился другой мужчина, нормальная работа, но серьёзные отношения заводить боюсь. Бывший муж, насколько знаю, так никого и не встретил.
Психолог Алёна Пушкина:
Важно признать тот факт, что мы бессильны изменить другого человека. Этого просто невозможно сделать, если он сам отказывается меняться. Однако в случае с домашним насилием такая проблема возникает, потому что оно имеет цикличную структуру. В конце каждого цикла наступает так называемый «медовый месяц». Партнёр может просить прощения, дарить подарки, обещать, что такого больше никогда не повторится. В этот момент принять решение об уходе сложнее всего. Но нельзя забывать, что случившееся единожды, скорее всего, повторится опять.
Стоит помнить, что нет надобности противостоять. Важно решить для себя, хотите ли вы быть в безопасности, защитить себя и детей, если они есть, и тогда переходить к продумыванию путей отхода.
Вообще есть три причины, по которым о домашнем насилии чаще всего просто молчат:
Обычно акту физического насилия предшествует длительный период насилия эмоционального. В его результате снижается уровень критичности. Жертва убеждена, что именно ее действия спровоцировали такое обращение.
Хочется сохранить брак, поддержать образ благополучной пары. часто социальное окружение начинает стыдить женщину за то, что она не смогла уберегла семейный «очаг».
Чаще всего главным аргументом становится экономическая зависимость от партнера. Страшно остаться без финансовой поддержки. Так же страшно остаться без отношений, а самое главное — без надежды. Надежды на то, что когда-нибудь все изменится.
Мы были знакомы с самого детства, начали встречаться в школе. После выпускного разъехались по разным городам – я в Томск, он – в Новосибирск. Учиться. Сначала пытались поддерживать общение на расстоянии, но оно постепенно сошло на нет, а потом и вовсе прекратилось.
В следующий раз мы встретились в Кемерове уже после завершения учёбы. Оба вернулись в город и совершенно случайно пересеклись в одном из баров. И, кажется, поняли, что чувства между нами не угасли. Всё было замечательно – до тех пор, пока мы не съехались.
Он ревновал меня буквально ко всему, что движется. Запрещал носить юбки выше колена и обтягивающие платья, читал мои переписки, постоянно залезал в телефон, несколько раз приходил на работу и устраивал скандалы: пытался выяснить, с кем из коллег я флиртую. Мы много ругались. Очень много. В порыве ярости я могла дать ему пощёчину или толкнуть в грудь, он никогда не отвечал взаимностью. Но я даже не думала о том, что он может поднять на меня руку, и никогда этого не боялась.
Но он смог. Это случилось как раз в одну из таких ссор. Я занесла руку, уже не помню, зачем – может, для пощёчины, а он схватил её, заломал за спину. У меня что-то хрустнуло, кисть пронзила боль. Он держал меня, изнасиловал и просто ушёл. Я плакала всю ночь, у меня опухла рука, я не знала, что делать и куда обращаться. Закрыла двери и уснула. На утро поехала в больницу: оказалось, у меня сломано два пальца и вывихнута кисть. Заявлять в полицию не стала.
Домой он пришёл только через несколько дней. Не разговаривал со мной, будто я виновата в случившемся. Молчал – и всё. А я места себе не находила. За неделю не проронил ни слова, а потом опять пропал на несколько дней.
Спустя месяц он вёл себя так, словно ничего не произошло. Я хотела поговорить с ним о случившемся, но почему-то передумала. Спустя полгода уже почти не вспоминала об этом.
И всё было хорошо, пока он опять не начал срываться. Больше он меня не бил. Он стал душить меня подушкой чуть ли не до потери сознания. Потом – топить в тазу в ледяной воде. Держал над плитой и заставлял дышать газом. Ведь так не остаётся синяков. И всё из-за того, что я неправильно себя вела, по его мнению. Что именно я делала не так, он говорить не хотел, отвечал, что сама пойму, а пока ему приходится принимать меры.
Угрожал, что если я кому-то расскажу, то убьёт меня и моих родителей. То же самое будет, если я уйду от него. В этом страхе я прожила несколько месяцев, пока после очередного инцидента не рассказала всё маме. Она, в свою очередь, рассказала отцу. Тот вместе с друзьями приехал забрать меня, чуть не переломал кости моему сожителю, но я его отговорила. Сказала, что если ещё раз увижу его, то буду звонить в полицию.
На удивление он быстро отстал. Может, испугался. Потом опять переехал в Новосибирск, больше я о нём ничего не слышала. Надеюсь, никогда не услышу. И, кстати, уже позже я узнала, что в то время, когда мы жили вместе, он употреблял наркотики. Почему я этого не заметила сразу, до сих пор не могу ответить однозначно. Наверное, потому что очень боялась.
Психолог Алёна Пушкина:
Став жертвой домашнего насилия, нужно: рассказать о насилии тем, кому вы доверяете; найти место, в котором вы можете укрыться, позвонить по экстренным телефонам.
Если вы принимаете решение остаться дома, вы можете договориться с соседями о том, чтобы они вызвали полицию, если услышат крики или подозрительный шум; держать ключи от дома, машины под рукой; заранее договориться с родственниками, друзьями о временном убежище в случае опасности; подготовить «тревожный чемоданчик». В него могут входить: паспорт, другие необходимые документы, деньги, сменная одежда, медикаменты, ключи. Его следует разместить в доступном месте.
Важно помнить, что не нужно винить себя в произошедшем. Ответственность лежит на человеке, который совершает насильственное действие.
ВКонтакте Twitter Одноклассники