Мы часто слышим, что раньше школа воспитывала в человеке личность, а теперь дрессирует его сдать ЕГЭ. Что учителя выполняли высокую миссию и жизненное предназначение, а сейчас оказывают образовательную услугу. Много говорят о развитии у школьников soft skills, проектного мышления, умения учиться. Меняются цели образования и образовательные технологии: школа становится электронной, место учебника занимает планшет, и даже карантин не преграда учёбе, когда есть Zoom.
Сравнение с прошлым и разговоры о том, что раньше было лучше, были и 20 лет назад. И между школами 1979 и 1999 года действительно лежала огромная пропасть — начиная с того, что они существовали в разных странах. А вот разница между школами 1999 и 2020 года — так же велика? Чего здесь больше — ностальгических размышлений о том, что трава была зеленее, или реальных перемен?
Корреспондент A42.RU Вячеслав Ворожейкин нашёл пять важных изменений, которые видны невооружённым глазом, и обсудил их с родителями нынешних школьников и с учительницей, которая работала в школе в 1999 году и работает прямо сейчас. Как изменилась мотивация учителей, должны ли родители делать уроки и почему все хотят цифровых технологий, но ненавидят дистанционное обучение — в нашем материале.
В 1999 году роль родителей в выполнении домашних заданий школьниками сводилась к двум вопросам: «Что тебе на завтра задали?» и «Уроки уже сделал?». Исключения, конечно, бывали — у кого-то родители могли что-то объяснить, помочь разобраться. Но в целом домашка была личной ношей школьника, и идея родителей делать уроки с ним могла вызвать только недоумение или даже обвинение в жульничестве.
В 2020 учебники прямо указывают в ряде упражнений: «Выполните с помощью родителей». Родители говорят, что и без этой приписки многие задания сформулированы так, что школьник ни за что не справится сам.
— Открываю учебник по окружающему миру для четвёртого класса, — рассказывает мама кемеровского четвероклассника Мария Колокольцева. — Задание: «Представьте, что у вас ферма. Опишите, какими способами повысить урожайность». Или, например, дети изучают кровеносную и костную систему человека — из чего состоят, элементы, функции, всё в подробностях. По мне, это уровень седьмого-восьмого класса как минимум, ну не справится девятилетний ребёнок с этим.
Многие родители сидят с отпрыском над домашним заданием каждый день, и по времени порой — больше часа.
Рупором недовольных стал комик Алексей Щербаков. Пятиминутный отрывок комедийного выступления стал хитом родительских чатов в WhatsApp, совокупное число просмотров на разных площадках перевалило за миллион. «Мне тридцать лет, а я каждое утро встаю в школу, и каждый вечер делаю уроки», — признаётся артист. И обращается к учителям: «Вы там что, весь день только и показываете, что ребёнок должен с родителями разобрать? […] Это как если бы я приехал на автосервис, а механик мне сказал: вам тут нужно поменять рычаги, поменять пружины…. Езжай, меняй».
В поддержку озвученных идей высказался даже губернатор Белгородской области Евгений Савченко: назвал видео «своеобразным, но справедливым», а объём домашних заданий — «плохой привычкой, которая травмирует и ученика, и родителя».
— Сказать «отойди от меня, сделай уроки сам» не получится, — возражает Мария. — Сын реально принесёт двойку в итоге. Ведь другие-то дети придут с целыми проектами повышения урожайности. На 90% сделанными их родителями. И учитель это прекрасно понимает, но делает вид, что так и надо, потому что высокие результаты ему на руку. От администрации школы всё идёт — они по сути стимулируют участие родителей, чтобы показатели успеваемости были высокие.
По словам учительницы Ирины Ивановой, сейчас в принципе наблюдается подобная тенденция.
— Не думаю, что это сознательный заговор школьной администрации, — качает головой Ирина Иванова. — Скорее общий ориентир учебных программ, помноженный на сознательность, активность, а то и тревожность родителей. У многих есть такая установка: «Мой ребёнок не должен получить тройку».
Она считает, что домашние задания нужны, чтобы отработать навыки самоорганизации, закрепить пройденное и подготовиться к последующим школьным испытаниям. Участие и помощь родителей были необходимы и подразумевались всегда: школьника нужно мотивировать, объяснять и контролировать. А вот делать домашнюю работу с ним и тем более за него — родительская ошибка и в 1999 году, и в 2020-м.
В 1999 году у учителя был оклад за часы и премия. Зарплата высчитывалась в соответствии с единой тарифной сеткой, опираясь на разряд. По величине это были сущие копейки, но сама система была простой и прозрачной.
В 2020 году расчёт зарплаты педагога устроен куда сложнее. Оклад зависит от квалификационной группы, к нему добавляются компенсационные выплаты (например, за совмещение, интенсивность, внеурочные дела, климат) и стимулирующие надбавки, которые оценивают целый набор достижений: высокие результаты ЕГЭ, ученики-олимпиадники, отсутствие жалоб и правонарушений, использование современных технологий. Цель заключалась в том, чтобы стимулировать саморазвитие педагогов. Сами педагоги, однако, отмечают, что на практике в системе много профанации, а ещё — резко выросла зависимость учителя от администрации школы. Ведь, хотя стимулирующий фонд школе достаётся по нормативно-подушевому принципу, между педагогами его распределяет администрация.
— Система работает не так, что учитель по умолчанию получает около средней зарплаты по региону (для Кузбасса в 2020 году это 41 681 рубль, — прим. ред.), а сверху идёт какой-то поощрительный фонд, нет, — объясняет учительница. — Зарплата, например, педагога-психолога, ВКЛЮЧАЯ эти выплаты — около 20 000 рублей. Хочешь больше — бери две ставки.
Распределяет баллы внутришкольная оценочная комиссия, в которую обычно входят директор, завуч и, например, глава профсоюза. Стимулирующие выплаты — минимум треть от зарплаты. Получается, что в руках администрации не какие-то необязательные выплаты, а жизненно необходимые рубли. Не получит учитель выплат из фонда — не сможет заплатить за квартиру и залезет в долги, чтобы купить еды.
— Надбавки распределяются с помощью баллов в оценочном листе, — рассказывает Ирина Иванова. — Каждый учитель сдаёт листочек, в котором указывает свои достижения. Там и выполнение административных поручений, и взаимоотношения с участниками образовательного процесса — родителями, учениками, руководством. И если был звонок родителя, что учительница что-то не так сказала ребёнку или оценку ему снижает — баллы с учителя снимают. А снимают баллы — значит, снимают деньги. Кто-нибудь из школьников упал, ударился — снимают. Подрались — снимают. Стимулирующий фонд в итоге не стимулирует. Это аппарат давления. Обостряются конфликты, но учителя замалчивают проблемы, процветает формализм. Тебе невыгодно честно учить детей, некогда этим заниматься — ты зарплату не за это получишь. А за двоих-троих участников олимпиад, за показатели, за видимость отсутствия конфликтов, то есть за их заметание под ковёр.
Двадцать лет назад учитель — это всё-таки величина. Пусть маленький доход, но безусловное право на мнение и собственное достоинство.
— Сейчас же ответил не очень хорошо завучу — пострадал зарплатой, причём это совершенно легально, — сетует Ирина. — Статус учителя упал, и дети это тоже видят. Так же их настраивают родители. Они хотят хорошего: «защищай свои права», «они не могут не пустить тебя на урок». Но дети в итоге усваивают, что они — главные, а учитель — обслуга.
В 1999 году уже не было советского пиетета перед персоной учителя, но он оставался моральным авторитетом. Он говорил — родители слушали. «Родителей вызвали в школу» означало, что кто-то «получит по попе». В 2020-м родители в большинстве на стороне своих детей. И ребёнок знает: если учитель будет критиковать, мама не чадо будет наказывать, а с учителем ругаться.
— Вмешиваться в жизнь школы родители стали больше, это точно, — говорит Мария Колокольцева. — Не припомню, чтобы в моём детстве родители могли тыкать учителя законами, требовать от школы соблюдения СанПиН и вообще качали права. Современные родители чаще звонят, интересуются, приходят. Смелее стали, что ли.
Учительница Ирина Иванова с этим согласна.
— Учителя работают с ощущением, что они на битве, что они сражаются. Между родителями и педагогами стена непонимания. Родители активны, но их активность — обвиняющая, нападающая. Они боятся, что ребёнку нанесут психологическую травму, будут занижать оценки. Никто не хочет друг друга слушать. Для учителей в школе нет ощущения безопасности: покритиковал ученика — прилетела жалоба в минпросвещения. Педагоги обвиняют родителей в неблагодарности: мы учим их непростых детей, а они к нам вот так.
Многие родители переживают, что дети — фактически заложники в школе. Начнёшь конфликт — и отыграются на ребёнке. Поэтому боятся прямо говорить с педагогом, жалуются анонимно, идут обходными путями и «через голову». Анонимность, по словам учительницы, помогает мало — всё равно потом примерно понятно, кто и почему нажаловался начальству. Педагоги в массе своей на это обиженно реагируют: ну за кого они нас принимают, кем надо быть, чтобы мстить детям? Но ситуация, как говорит Ирина, и в самом деле влияет на отношение к ребёнку, пусть и подсознательно.
— Всё вместе это создаёт в школе гнетущую атмосферу, которую трудно описать сухими фактами, — поясняет учительница. — Просто ощущение у многих учителей и учеников такое: мне плохо, я не хочу туда идти. Учителей младших классов эмоциональное выгорание настигает буквально за год-два. Почти поголовно. Их тяжело разговорить, они не доверяют, они боятся лишнее слово сказать — это сразу ударит по зарплате. Молоденькие девочки, сразу после института, даже те, у кого глаза горели, быстро увольняются или учатся выживать за счёт обезличивания, уравнивания, формализма — чтобы эмоционально сохраниться. Как военные или как врачи.
Родители, учителя, администрация не доверяют друг другу, и детям в этой обстановке тоже нехорошо. Им некуда отстраниться, отсюда стресс, невротизация, болезни.
— А я считаю, что в таком случае лучше вообще перестать работать в школе, — отрезает Мария Колокольцева. — Выгорел — увольняйся, не мучай себя и детей.
Впрочем, добавляет: проблема в том, что тогда уволиться нужно доброй половине учителей.
Цифровые технологии в самом деле наконец пришли в школу. Уроки по видеосвязи в 1999 году представляли разве что в фантастических фильмах, а теперь они прочно вошли в практику и быт. Пандемия подстегнула внедрение «дистанционки», но стресс испытали и учителя, и школьники.
— Все эти технологии на школьные реалии ложились с трудом, — рассказывает Ирина Иванова. — Электронный документооборот просто дублировал бумажный: все электронные журналы, например, до сих пор распечатываются и хранятся на бумаге, как в плохом анекдоте. То есть технологии не облегчили учителям бумажную и отчётную работу, а увеличили её объём. Но дистанционное обучение пришлось вводить быстро — выбора не было. В итоге на экране перевёрнутые головы, журнал завис, что делать — непонятно. Руководство давит учителей, они — детей. «Я вам дам задание, а вы делайте хоть ночью!» — прессует учитель школьников. А родители-то теперь тоже на дистанционке, сидят рядом и всё это слышат! Вылезли все скрываемые проблемы, обострились конфликты.
Во время пандемии много материала отдали на самостоятельное изучение. В итоге родители и школьники должны были сами организовать себе обучение и изрядно намучились с этим.
— В целом мне нравится и электронный дневник, и дистанционные технологии, — говорит Мария Колокольцева. — Но нагрузка во время пандемии только выросла. Раньше сын приходил со школы и за два часа расправлялся с уроками. А на удалёнке это затягивалось до позднего вечера. Такая удалёнка мне совсем не нравится.
В 1999 году учебная программа была в целом одна, но очень рамочная. Фактически каждая школа выполняла её по-своему. В 2020 году ФГОС жёстко описывает содержимое семи программ для начальной школы.
— В целом «пространство для манёвра» снижается, — рассказывает Ирина Иванова. — Раньше это работало и в худшую, и в лучшую стороны: учителя могли использовать продвинутые образовательные методики, а могли читать по ролям книжку — если не приготовились к уроку. Сейчас ни то, ни другое невозможно.
Выбирает программу школа. Теоретически на выбор должны влиять и родители, и педагогический коллектив, но по факту решение за руководством.
— Программу мы не выбирали, — говорит Мария Колокольцева. — От родителей как 20 лет назад ничего не зависело, так и сейчас не зависит. Нас поставили перед фактом: ребёнок учится в лицее, значит, у нас будет самая сложная программа — «XXI век». Я считаю, там неоправданно трудные домашние задания. Ну не могут дети их выполнить, какие бы талантливые ни были. А статус лицея поддерживать надо. Вот и учатся родители вместе с детьми.
В 1999 году школа была больше, чем сейчас, удалена от государства и идеологии. Свеж был опыт СССР, и ни родители, ни ученики в массе своей не хотели ни единообразной формы, ни уроков патриотизма. Впрочем, это утверждение сложно подтвердить результатами социологических опросов – их тогда не проводили.
В 2020 году школьники носят форму, которая может регламентироваться более или менее строго школьным уставом. В 4-5 классе им преподают «Основы религиозных культур и светской этики» — родители могут выбрать любую из мировых религий или не выбирать никакой. Патриотическое воспитание проводят все 11 лет в виде разноплановых мероприятий и внеурочной деятельности — конкурсов, игр, уроков, встреч с ветеранами.
— В советское время, когда училась я, воспитание в школе было едва ли не важнее образования, — рассказывает Ирина Иванова. — В 1999 году, когда я пришла работать, о воспитании почти не говорили. Ну а в 2020 на этом снова делают акцент, но в другом ключе. Учителя не развивают ребёнка как личность, а «оказывают образовательную услугу». Парадоксально, но в эту услугу министерство сейчас пытается включать и воспитание. Получается с трудом — ну не проверишь уровень развития личности тестами. А спросят с педагога именно за результаты ЕГЭ. Поэтому учителя откладывают интересности и отправляют детей часами «нарешивать» тестовые задания. Конечно, есть воспитательные мероприятия в плане, учителя водят детей в музеи и так далее, но на деле это всё ужасно формально. И если честно, может, и к лучшему.
Все собеседники согласились: за 20 лет изменились и родители, и дети.
По словам учительницы, большинство острых моментов — следствие общекультурных изменений. Источник перечисленных проблем не в организации школьного образования как такового. Увлечённость смартфонами, синдром отличника, всеобщее взаимное недоверие и неумение договариваться — это проблемы всего взрослого мира. А школа — это чувствительная тема, тонкое место, в котором общественные противоречия ярко себя проявляют.
Родители отметили, что в школе собираются дети из всех социальных слоёв. Получается срез общества, по которому видно его проблемы. И судя по этому срезу, нам всем очень не хватает умения сотрудничать, решать конфликты и находить компромисс. Может быть, в 2040 году эти задачи удастся решить. И очень интересно, какими будут новые.
*Имена героев изменены по их просьбе
ВКонтакте Twitter Одноклассники