В Кемерове построят университет и район для жизни айтишников, мобильные игры плохо влияют на силу воли, а ИИ и нейросети изменят жизнь необратимо, но не сейчас. Гендиректор одного из ведущих интернет-провайдеров Кузбасса Роман Жаворонков рассказал, как изменить городскую среду в Кемерове, чтобы люди не уезжали, а жили, добивались успеха и радовались.
— Роман, чем Goodline отличается от других провайдеров?
— Мы одна из немногих местных компаний инновационного характера: постоянно что-то внедряем, открываем направления, не боимся пробовать новые технологии в управлении и бизнесе.
— Как вы привлекаете сотрудников в ИТ?
— Система высшего образования в Кемерове айтишников не готовит. Мы научились создавать среду внутри компании и привлекаем людей, в том числе с «Кафедры Goodline» — это обучение и практика, особый формат взаимодействия бизнеса и образования.
— Вы открываете новые направления в бизнесе?
— Недавно запустили мобильную связь в партнёрстве с сотовым оператором.
— Зачем человеку подключаться к вашей мобильной связи, если есть «большая тройка» операторов?
— Общий аккаунт. Лучше пакет. Какие-то мелочи удобнее. Жизненных сценариев много, какие-то у нас получается удовлетворить лучше других. Понятно, что по этой услуге мы не займём значимую долю рынка. Нет волшебного Грааля на сформированных рынках, не получится так, что что-то щёлкнуло, какую-то идею вытащил и рынок перекроил.
Кроме мобильной связи — проводим интернет в частном секторе по технологии GEPON. Там рост более динамичный, несколько тысяч домохозяйств в месяц в разных городах Кузбасса.
— Что проект «Идентичный Кемерово» дал городу?
— Этот проект создаёт среду для развития креативной экономики. Что до городских изменений, то надо понимать: проекты в социальной сфере дают эффект на горизонте лет в десять. Изменение сознания через образование — самая экологичная форма воздействия на общество, но и самая медленная.
— Как использование модели идентичности меняет сознание и городские процессы?
— Через модель ты транслируешь на креативную сферу посыл: надо выше. «Пришивание» идентичности к практической деятельности, неважно какого вида, приводит тебя к качественному усложнению продукта. Вот пример: если вы придёте домой и начнёте планировать дизайн своей квартиры, получится одно. А если вы заранее выберете какой-нибудь смысл, например, «эта квартира будет местом вдохновения природой» или «местом по мотивам такого-то фильма», в общем, донагрузите объект думания смыслом, это приведёт к тому, что креатив будет ограничен концептуальными рамками, будет более сложным и качественным. В масштабе города это работает схожим образом.
— А экономический эффект может давать?
— Работа с идентичностью и креативной экономикой показала, что нужен достаточно большой масштаб, чтобы эти социальные технологии имели экономический эффект. Проще говоря, одного мерча мало, нужны и другие отрасли, чтобы полностью реализовать идею. Не «потратить деньги и ничего не осталось», а так, чтобы это привело к качественным городским изменениям и значимым доходам, пусть и в достаточно отдалённом будущем. Один из вариантов реализации — кластер креативной экономики, мы назвали концепцию «Городом талантов».
— Это буквально район для айтишников или что-то виртуальное?
— Это новый район города Кемерово, кластер креативной экономики, где ИТ является важной частью. Комплексный социально-инфраструктурный проект и способ привлечь таланты со всей страны. В сердце района — ИТ-университет, вокруг него площадки разной направленности: культурный центр, коворкинг, выставочные площади. Затем жильё, люди вокруг этой занятости концентрируются. В целом это классический креативный кластер, здесь не надо фантазировать, достаточно собрать эту модель и «приземлить» в Кемерове в рамках нашей концепции.
— Как конкретно это будет выглядеть?
— Небольшой университет, многофункциональное общественное здание как площадка для размещения стартапов и образовательных мероприятий. Лёгкие фабричные площадки под быстрое развёртывание производства в сфере креативной экономики. Там много элементов достаточно продвинутых, проект неплохо проработан, а благодаря жилью точно получится окупить все эксперименты. Нужно лишь определиться с местом.
— Там будут жить только айтишники?
— У айтишника есть жена, есть дети, и когда в мире айтишникам пробовали строить резервации, оказалось, что они не хотят в них находиться. Так что это концепт фактически создания района с новыми видами занятости и разными рабочими местами, в том числе обычными.
— Вы региональный провайдер. Как удаётся удерживать позиции перед натиском федеральных?
— Самое сложное в операторском бизнесе — сервис. Всё остальное сильно проще. Федералы на сервисе обычно заваливаются. Потому что сервис гораздо сложнее, скажем так, купить за деньги. Ты можешь купить оборудование, спроектировать, тебе его смонтируют и биллинг внедрят. Но сервис как таковой не купишь, им нужно реально заниматься, это кропотливая работа с управленческими технологиями. На этом федералы ломаются, а мы держим позиции.
Сотовому оператору звонят меньше, чем «проводному». У мобильной связи конечное устройство — один телефон. За проводом же находится квартира, в которой пара роутеров, компьютер, ноутбук, два планшета, телефоны, приставки. Поэтому сервис — бесконечная история, который с одной стороны невозможно сделать хорошо, ты всегда где-то виноват, ведь возможных сочетаний проблем несчётное количество. С другой стороны — это пространство, где ты можешь быть лучше именно потому, что ты местный.
— У вас есть планы стать не региональным, а межрегиональным провайдером?
— Нет. Рынок интернета сформировался. Здесь как в энергетике, ты просто так не можешь взять и стать энергетической компанией в соседнем регионе. Это в значительной степени инфраструктурный вопрос.
— Если рынок сформировался, а в Кемерове вы фактически подключили всех, кого могли — как будете развиваться дальше?
— Органично. Тоже как в энергетике: количество потребителей растёт — растём, потребители сокращаются — сокращаемся. Добавляем услуги: телевидение, камеры, сотовая связь, GEPON. На сформировавшемся рынке эта история везде выглядит одинаково.
— Как события прошлого года повлияли на ваш бизнес и на отрасль в целом?
— На телеком — не повлияли. Можно повыискивать жалостливых историй, но в целом всё нормально. Плохо было стартапам, но стартап — это не бизнес, там риски изначально высокие.
— Что бы вы посоветовали себе на старте бизнеса в 2001 году?
— Я бы не понял эти советы в 2001 году.
— Ладно, но почему ваши конкуренты тех лет не дошли до 2023-го? В городе было много местных провайдеров, «Ситиком», например.
— Тогда решала не технологичность, а предпринимательский азарт. Те, у кого азарта хватило дожать рынок, те дожали. Мы собирались лет пять назад с крупными региональщиками нашего класса. Их, кстати, не так много осталось в стране. Очень разные компании, и развивались по-разному, кто-то чуть ли не рейдерскими захватами занимался, кто во что горазд, но: выручка у всех и с высокой точностью оказалась линейно связана с покрытием жилого фонда. И когда показалось, что рынок уже кончился, кто-то деньги забирал и строил, например, офис или покупал дорогую машину, и развитие компании тормозилось. Или решал, что дальше работать бесперспективно. Или терял фокус на рынке, не выдерживал гонки, она в какой-то момент была очень высокодинамичной.
— Как ИИ и нейросети повлияли на бизнес? Может, вам уже требуется меньше людей?
— Мы давно всячески роботизируем техподдержку, потому что это дорогостоящая операция. Сейчас подрастает поколение, которое не очень-то и любит с живыми людьми общаться, им в чате комфортнее. Голосовые помощники и чаты у нас были достаточно развиты ещё до хайпа с большими языковыми моделями вроде ChatGPT.
— Они дали вам новый качественный скачок?
— Большие языковые модели? Нет.
— Не нашлось применения или они просто пока «не доросли»?
— У нас нет массовой операции, где большие языковые модели могли бы пригодиться по-настоящему, всерьёз. Нейросети, которые обрабатывают чаты и голосовые сообщения, существовали и до LLM*. ChatGPT и подобные мы используем, но пока незначительно. Ну, черновик договора на другом языке подготовить. Да, это хорошо, где-то увеличивает гибкость, но не могу сказать, что даст значимый экономический рывок. Как дал, например, сам интернет или многочисленные сервисы через него.
— Шумиха вокруг ИИ и нейросетей вообще оправдана?
— Как обычно, они внесут значимый вклад, но позже, чем люди этого ожидают. Когда ты разговариваешь с «чистыми» айтишниками, они говорят: «Всё, завтра мир изменится». Лично я, вспоминая например блокчейн, который должен был всё изменить, а ничего существенно не изменилось, полагаю, что по степени влияния на повседневную жизнь будет примерно так же.
Другой вопрос, что там будет дальше, с какой скоростью будет открываться дверка в ад. Идёт разговор про AGI*, «сильный искусственный интеллект», если я правильно перевожу на русский. «Допинают» ли разработчики LLM до искусственного интеллекта, у которого фактически есть воля в некотором виде. Когда можно будет давать на эту, скажем так, сущность задачи исследовательского класса. «Найди новые белковые соединения против чего-нибудь», «выдели маркер ракового заболевания такого-то на основе таких-то данных». Если удастся дойти до этого, то многое изменится.
Когда изобрели книгопечатание, человек получил оффлайновое хранилище данных. Пропала необходимость помнить всё в голове. Когда изобрели интернет, эти знания стали доступны быстро и всем. А сейчас происходит третий шаг: мы выносим за пределы индивида сам интеллект. То есть ты можешь не уметь фактически совершать интеллектуальные операции, но можешь в любой момент их подхватить из условного ChatGPT. Вопрос, с какой эффективностью это взаимодействие в итоге получится. Актуальные исследования, которые ведут на переднем крае науки, уже превышают интеллектуальные возможности человека как таковые, их уже трудно осознать. Если этот фронтир удастся отодвинуть с помощью AGI, мы можем в горизонте 15-20 лет увидеть прекрасные новые лекарства или суперсовременные материалы.
— Говорят, что уровень высшего образования падает. Это отражается на вашей работе?
— Падает давно и сильно.
— И что вы делаете?
— Страдаем.
— Стоит ли тогда вообще стремиться получить высшее образование?
— Хотя качество образования снижается, оно остаётся показателем воли. Если ребёнок заставил себя так или иначе что-то выучить, когда он становится взрослым, у него есть воля. А когда ты в жизни ни то ни сё, совсем ничего не окончил, это уже само по себе говорит о человеке.
Психологи говорят, что подрастает волна детей, которые в жизни не хотят ничего. У нас есть направление разработки мобильных игр. В нём скорость, с которой ты должен захватить внимание потребителя игры, измеряется в секундах. Через игру путь до дофаминового вознаграждения, вот этой гормональной мотивации человека, сильно короче, чем через все остальные пути. Вот в чём проблема игр: если ребёнок в них совсем уж залипает, то потом без игры не хочет ничего. Потому что, чтобы получить дофаминовое подтверждение в другой деятельности, надо учиться месяцы и годы, потом практиковаться. И вот он смотрит: «Так, годы до дофаминов. Не, лучше пойду ещё поиграю». Вспомните знаменитый психологический тест с конфетами. Проблема отсутствия мотивации очень серьёзная. Так что не так важно, что делает ребёнок, лишь бы он прокачивал волю. Способность достигать.
Фото: Goodline
*LLM, large language model — большая языковая модель (англ.). Нейросеть и тип алгоритма искусственного интеллекта, который использует методы глубокого обучения и большие наборы данных для понимания, обобщения, создания и прогнозирования нового контента.
*AGI, artificial general intelligence — генерализованный искусственный интеллект (англ.). Гипотетический ИИ, способный без прямого обучения охватить любые задачи, которые доступны человеку. В том числе способный обобщать свои знания на новые, ранее незнакомые ему задачи.
ВКонтакте Twitter Одноклассники